Я, Воложин Владимир Борисович, родился 25 января 1928 г., до Великой Отечественной войны окончил в Гомеле 5 классов.

В июле 1941 г. Вместе с заводом «Гомсельмаш» эвакуировался в г. Курган. Здесь, на рамке 707 завода напротив его деревянного заводоуправления, в конце июля или начале августа 1941г. Мы, подростки, помогали взрослым разгружать эшелоны с оборудованием, прибывшие из Гомеля. Здесь же на рамке я и принял решение поступить работать в цех, в котором делают боеприпасы.

В начале меня не приняли, посоветовали пройти годика через 2. Дома я рассказал все матери и предупредил: или она устраивает меня работать на 707 завод или я убегу на фронт.

Трижды я с матерью ходил на прием к директору завода, товарищу Генкину. Он был невысокого роста, сидел за огромным столом, и я маленького роста, поэтому видел только его голову и воротник гимнастерки. На третий раз он сдался и направил меня по моей просьбе в цех, где делают боеприпасы. Еще многие годы после войны сельмашевцы хранили тайну, какую продукцию они выпускали.

Так я начал работать 16 октября 1941 г. В первом механическом цехе завода № 707. Позже таких мальчишек и девчонок было много, эвакуированных и местных пришедших на завод заменить на рабочем посту отцов и братьев, ушедших на фронт.

Уже в 1942 – я стал рабочим одной из основных профессий в цехе – шлифовал на бесцентровошлифовальном станке пояски корпусов – основной детали, выпускаемого заводом, боеприпаса. Через мои руки проходила половина заводской программы, вторая – через руки моего сменщика.

В 1942г. Во время Сталинградской битвы работали без выходных в пересменку по 18 часов. За такие смены, бывало, что через мои руки и руки моего сменщика проходило по 20 тонн корпусов, что бы у станка не возникали завалы продукции, которая устанавливалась испытателями от гидропрессов. (испытание на герметичность) до моего станка и далее до упаковки, горы продукции росли на сколько можно было дотянуться взрослому человеку. Мы же, подростки (13-14), сами стояли на ящиках у станков, т.к. не доставали до рабочего места и было непостижимо, как складывать дополнительную программу деталей. На помощь приходил Саша Кажан – слесарь-ремонтник из службы механика цеха. Меня подачу до максимума и сокращалось время изготовления детали до самого предела. Женщины высушивали детали, а контролеры ОТК Оля и Зоя проверяли качество и ставили клеймо. Среди женщин – мать подростка Юлия Пошмана, который на другой смене клеймит корпуса. Его сестра – Людмила просвечивает донышко и тут же проверяет раковину скоробогатов (у него как у высококлассного специалиста была бронь).

У Панченко Юры, у моих контролеров и у меня на подушечках пальцев рук местами нет кожи. Она стерта до крови гладкой поверхностью большого количества изготовленных снарядов. К концу смены корпуса постепенно тают из штабелей, и ты уже видишь, как за сетчатой перегородкой служба электрика электромонтёры-ремесленники две Маши и Зоя под руководством старшего мастера Залицкого перематывают обмотки стартеров.

Корпусов за смену – многие тонны по весу, а по количеству - многие тысячи. Ты нередко голодный в неотапливаемом цехе, в ботинках с брезентовым верхом на деревянной подошве, у которой верх оторвался и дырки заткнуты деревянными стружками, а на улице -40 градусов, да и врачи тебя предупредили, чтобы ты, мальчик, с этим не шутил и переходил на чистую работу, так как у тебя сплошные фурункулы на шее и спине, и ты можешь получить заражение крови. А лекарства от этого нет. На чистую работу ты не переходишь, да еще в тихую гордишься, что у тебя, как на фронте следы от этих фурункулов и остались на теле.

А мой контролер, кажется Оля, молодая женщина, у которой муж на фронте, больная мать, маленький ребенок и корова плохо доится приносила мне каждый лень бесплатно столько же молока, сколько и себе – четвертинку. Да еще валя из деревни Столина, работавшая рядом гидропрессе – столько же молока и бесплатно.

Не помню сколько стоило молоко, но на рынке в то время булка хлеба стоила 500 рублей, талон водочный к празднику – 500 рублей, спичечная коробка махорки – 70 рублей. И мне, очевидно, для покупки молока не хватило бы зарплаты. Если сдать комсомольский взнос – 27 рублей (в 1943 меня уже приняли в комсомол), то моя зарплата была около 900 рублей в месяц.

Не всегда после 12 часов смены мальчики уходили домой. В караульном помещении, где жарко до красна пылает буржуйка и Сергей Георгиевич Киреев, главный энергетик проводит занятия: «Русская трехлинейная винтовка образца 1891г., дробь тридцатого, стебель, гребень, рукоятка» - доноситься до нас сквозь сон. После холодного цеха мы согревались и засыпали. Он будил нас, выводил во двор: «Лечь, встать! Лечь, встать!» - ложимся прямо в хрустящий снег. Сон проходит и опять в караулку на занятия. Стрелять из боевой винтовки ходили на реку Тобол, где на льду в его излучинах были установлены мишени.

В августе 1943г. Секретарь комитета комсомола товарищ Перчик вызвал Семена Эстина, Диму Малыкина, меня и еще нескольких подростков и сказал, что вышло постановление правительства об открытии школ рабочей молодежи и, что нужно идти учиться. Мы отказывались, но он нас убедил. Поступить-то я поступил, но ходить на занятия понедельника, средам и пятницам не смог – не кем было заменить меня у станка.Тогда на несколько часов меня решил подменять степенный, неторопливы, исключительной работы человек – бригадир Владимир Иванович Марковский.

Так вот однажды Владимир Иванович не смог справиться с программой. На следующее утро начальник смены Порфирий Дмитриевич Горянский отругал меня. Как я мог оставить станок на мастера, а Владимир Иванович, когда начальник ушел, поднял меня за локти, поцеловал и сказал: «Вова, сынок, спасибо тебе! Как ты только можешь выдерживать такую нагрузку!» Мне тут же дали ученика, что бы я его обучил и смог ходить в школу. Во второй раз мне мастер сказал: «Вова, сынок, спасибо». В первый раз так было еще в конце 1941г., когда я работал на гидропрессе со взрослой женщиной Савельевой. У нас часто выходили из строя обоймы и прокладки, которые периодически изготовлял менял Александр Кожан. Вскоре не стало сплава для обоймы, и я предложил работать без нее и приживать корпус прямо к прокладке. У Савельевой, Владимира Ивановича и Александра Кончина ничего не получилось, но я настоял, сам изготовил прокладку и дело пошло. Владимир Иванович сказал мне, что бы я подошел к тех руку цеха Меркасиной, которая поможет мне оформить рационализаторское предложение и я получу за это деньги. Я ответил, что не нужно мне никаких предложений и денег. Он посмотрел на меня и улыбнулся, видимо вспомнил, что разговор о деньгах произошел у нас с моего появления в его бригаде. «Сынок. (в большинстве случаев он так называл меня и в дальнейшем)» - подошел он ко мне, когда прошло пол смены, - «Собирайся домой, твой рабочий день окончен.» Я конечно никуда не ушел, но он объяснил мне, что не имеет права мальчишка работать полную смену по законодательству. Но я сказал, что пришел делать боеприпасы, а не смену отрабатывать. На что он мне сказал, что не имеет права выписывать наряд на полную смену и поэтому я не смогу получать денег за вторую половину. Какое-то время так и было, но потом все наладилось.

Так и теперь улыбнулся Владимир Ивановичи, поднял меня за локти, поцеловал и сказал: «Вова! Спасибо за предложение!» Это было первое мое так и не поданное рационализаторское предложение. Так и работали до конца войны на прокладках из ремней без обоймы.

И не мог я тогда подумать, что через много лет стану конструктором по технологической оснастке и на заводе «Гомсельмаш» буду сам проектировать сложнейшие гидравлические стенды для испытания гидроаппаратуры, что стану изобретателем, «Лучшим изобретателем Минживмаша 1984г.»

А пока, в 1942г. с Женькой, которого Владимир определил мне в ученики сразу же наладились дружеские отношения. Он был местный, чуть старше меня, при разговоре у него чуть перекашивался рот, но он был очень добрый и, как говорят в народе, красив душой. В общем мне в Кургане везло на хороших людей, а может это суровое время сближало нас, объединяло общим горем.

Жареную кукурузу, жмых, самосад, который он приносил на работу он делил со мной поровну. Ну а я мог поделить с ним поровну только время работы.

Кроме названных подростков помню, что в первом механическом работали Фаня Боровикова и Шура Пузыкина; в ремонтном цехе – Мария Гершович, Владимир Грушин, Лев Гершович, Тема Отельберг и сыновья главного механика завода Гарик и Женя Совкины; на 707 завод работали Роза Гейзина, Рябинский Арон и Матвей Гуро. Всю жизнь до пенсии на ПО «Гомсельмаш» трудились подростки: «Гермови М.Б., Грушин В.А., Гейзина Р.С., Гуро М., Рябинский, Пошман Ю.»

Все они пользуются в коллективе завода заслуженным уважением. Начавшие свой трудовой путь во время войны на 707 заводе в г. Кургане, они в передовых шеренгах трудового строя остались на всю жизнь.

Воспоминания написаны для музея ПО «Гомсельмаш» 4 апреля 1985 года.