Солнце было в зените, легкий весенний ветер делал дыхание свободным, полным. А может, это дух родины так действовал на ритм сердца, ход мыслей? И голова, и грудная клетка как будто освобождались от чего-то тяжёлого, гнетущего, словно бетонная плита, медленно отодвигалась, или тяжелая металлическая дверь, со скрипом раздвигая свои створки, приоткрывала завесу во что-то тёплое, далёкое, светлое, и в то же время недосягаемое, родное, несбывшееся… Но душа пела и сжималась, в ней одновременно звучала мелодия любви и боли, скорби и утраты, счастья и несчастья! От этих противоречивых чувств всё до того смешалось и переплелось, что трудно и невозможно было понять, чего она (душа) хочет и что нужно сделать, чтобы она наконец-то приобрела гармонию, присущую счастливым, умудренным жизненным опытом людям!?

Женщина средних лет с глазами, еще красивыми, но уже уставшими от жизни, вышла из автобуса и ступила на родную землю. С тяжёлой поклажей она побрела по дороге наверх, ведущей в центр города. Подняв глаза, женщина оторопела: на холме стоял красавец-Храм, который как бы приветствовал и зазывал своей широкой папертью. Она всегда приостанавливалась, крестилась и, казалось, в неё вливались какие-то силы, появлялся блеск в глазах, и она, уже возрожденная, входила в свой родной город, способная заново чувствовать и переживать. Она проходила вдоль знакомых домов, мимо школы, где училась когда-то, через площадь, сворачивала в переулок и опять по закономерности, останавливалась у небольшого домика окнами на улицу, под грузом лет приосевшим, казалось вросшим в асфальт. Буря чувств овладевала ею в это время, воспоминания, как мираж появлялись перед глазами, казалось, что не было этих 40 лет разлуки. Но с комом в горле и повлажневшими глазами она продолжала путь дальше, в то время, когда её сердце рвалось к этому месту, к своему гнезду, где она появилась на свет, где были все, кого она любила, где была безоблачно счастлива в своем детстве и отрочестве. Оно было разрушено: то ли злым роком, то ли человеком, и представал перед взором лишь только мираж. Одним словом – ностальгия.

У женщины было нежное и доброе имя – Ася. Она любила с сестрами вспоминать свое безоблачное детство. И была своя простодушность, открытость, и, если хотите, романтичность в этих воспоминаниях.

Асю посещают воспоминания из своего детства, ласкающие душу: когда мама приносила в дом парное молоко от Пятнашки, и с ней врывался теплый запах хлева; когда мама вносила в дом только что появившегося на свет теленка, у которого разверзались ноги и копытца в разные стороны, а он падал и настойчиво поднимался опять; когда вдруг утром, просыпаясь слышалось «пиу-пиу», тиу-тиу» от маленьких только что вылупившихся из яйца жёлтеньких комочков; когда осенью ставила на зиму капусту в дубовых бочках с антоновскими яблоками и ржаной соломой, – и вкуснее не могло быть ничего; когда мама на Рождество, Крещение или Пасху готовила вкусные яства, и в доме пахло холодцом, хреном, жареной домашней колбасой, а назавтра, в праздник, всей семьей садились за стол, – нет ничего счастливее и милее этих дней; когда мама готовила чай из трав родных лугов, душистее и ароматнее которого, казалось, не было на свете…

Мать Аси, Аксинья, была из верующей семьи, она почитала христианские праздники, такие как Рождество, Крещение, Вербное Воскресенье, Пасха, Троица, Спас. Родители хоть и жили не в достатке, но к Пасхе всегда готовили детям подарки, – это были новые туфли, сандалии, новое платье с нарядными бантами. Праздник Крещения у дедушки считался престольным праздником, дед был гостеприимным человеком и гостей собиралось всегда аж на две хаты. Допоздна звучали престольные старинные песни, дети усыпали на печи, а утром, усадив всех в большие санки, укутав, оставив лишь одни глаза, родители возвращались домой, волшебно поскрипывая по большому крещенскому морозу. Дух зимних праздников жил во всем существе Аси. Сама она родилась в святой Сочельник под седьмого января. И помнится, как рано утром, на Рождество в шесть часов утра детьми гурьбой бежали «виршовать», извещать о рождении Христа. Заранее разучивали стихи. Из труб домов поднимались вверх столбы дыма, на черно-синем небе блистали, мигали яркие звезды, тоже извещая о Рождении Христа. Люди с улыбками открывали двери, отдавали «дары»: конфеты, денежки, и радостные дети убегали дальше. Часам к восьми, с отяжелевшими сумками с конфетами, дети возвращались домой счастливые. А когда наступала Пасха, до неё всей семьей всё вычищали, вымывали в доме до блеска, стирали, гладили, украшали иконы расшитыми рушниками. Потом мама пекла куличи, очень много и такие они были вкусные. А назавтра, на саму Пасху, везде слышалось «Христос Воскресе», а в то время, когда долгие годы, а может и десятилетия, Храм в городке был закрыт, но вера у людей жила. Мы одевались в праздничные одежды и все выходили на улицу, и поздравляли друг друга: «Христос Воскресе!» – «Воистину Воскресе!» Казалось, ликовал весь город и каждый человек! Это был поистине светлый праздник Возрождения!

Жизнь у Асиных родителей была трудной, но они никогда не роптали. Переносить трудности их учила сама жизнь: гражданская война, интервенция, голодные 30-е годы, раскулачивание, «сталинизм», Великая Отечественная война…

Ася любила слушать, но это были только мизерные крупицы жизни её родителей, которые рассказывали очень мало о своем нелёгком житье-бытье. Строились, любили, растили детей в послевоенную разруху. И ничего, – выжили, выстояли, и при том при сём, умели и сплясать, и спеть. А надо было помочь тому, кому худо было – помогали! Не прятались, не малодушничали, старались жить по совести. И дети впитывали «этот дух жизни», с генами переходил он к последующему поколению.

Но жизнь есть жизнь, и в ней полоска белая сменяется полоской чёрною. Ещё в юности злой рок забрал в мир иной мать Аси. Когда рядом не стало любимого, самого родного и близкого человека, Ася находилась в какой-то прострации, как в страшном нескончаемом чёрном сне, душа её окаменела. Ей хотелось испариться, улететь в небо, только бы быть рядом и вместе с ней, родной, любимой, дорогой мамочкой. Жизнь после смерти матери была не жизнь, а мука: вся жажда жизни ушла куда-то, в душе зияла большая чёрная дыра. И было каждый день и каждую ночь невыносимо больно, холодно и одиноко от этой утраты. Но невидимая Божественная сила в лике Бога-отца и Ангела-хранителя помогали Асе, по каплям вливали в неё жизнь. Она шла в церковь и ставила свечу за упокой любимой души, и сразу чувствовала ничем необъяснимое тепло, которое заполняло её душу, растворяло камень и холод, поселившейся в ней. Слёзы текли по её лицу струями, и вместе с этими слезами появлялось в душе какое-то умиротворение. Это от мамы, думала Ася, Всемогущий Бог помогает ей. Спасибо, Господи и Матерь Божия, что Вы есть, благодарила Ася за эту помощь. И душа её потихоньку успокаивалась, просветлялась, как будто кто-то невидимый затронул струны её души, и в ней начинала звучать музыка…Душа Аси была богатейшим чувственным сосудом, и Господь Бог так распорядился, чтобы в неё вселилась и жила любовь. Не каждому дано любить! И Ася видела это как «дар Божий», как награду за все её утраты, душевные муки. «Благодарю, тебя, Господи, за всё, что ты даёшь мне!» – часто шептала она про себя! И опускаясь в глубины своей души, Ася находила, что в ней жили Бог, Любовь, а значит – она не одинока. И тогда откуда-то изнутри струился живой свет, появлялось тепло животворящего источника, огоньки-лучики зажигали её глаза, излучающие любовь и доброту, делали её моложе.

Всматриваясь в далёкую дымку горизонта, она отчётливо видела впереди не мираж, а надежду, радость и счастье, которое она испытывала оттого, что живёт, дышит, и ощущает! И лицо её накрывала улыбка, потому что рядом с собой её воображение вырисовывало облики любимых ею людей. И всё вокруг становилось прекрасней!